Осень

Романтизация осени может быть соотнесена с периодом, как ни закономерно это прозвучит, европейского романтизма, в общем и целом тендирующего к контринициатически-эмоциональной оценке секундарной атрибутики явлений мира клипот, в том числе к девиантному упоению признаками умирания и разложения, каковыми описывается романтический образ того, что в наших широтах известно как осеннее время года. Только последовательное воспитание дурного вкуса делает возможным поэтический консенсус относительно осеннего ветра и мелкого снега, не говоря об опадающей листве, которая на деле представляет собой то, от чего следовало бы деликатно отводить взгляд.


В ряд девиантного упоения может быть поставлена и "осенняя печальность", от кивка в сторону которой не уклонился, пожалуй, ни один поэт и художник эпохи XIX-XXI вв. Эта абстрактная "щемящая тревожность" идет рука об руку с общими тенденциями, описывающими картину "автономного существования психики" и "внутреннего мира", "эйфорическое" возбуждение которых прокламируется с одной стороны как достойная, с другой не имеющая причин задача.

Формирование подобного извращенного отношения к временам года, вне всякого сомнения, связано с деконструкцией традиционного годичного ритуала, вехами которого, в частности, были посев и жатва, соотносившиеся, соответственно, с полуденным и полуночным временами года. В мировоззрении племени феноменология так называемой живой природы, претерпевавшей сезонные изменения, занимала достаточно малое место, сравнимое с тем, что думаем мы о форме и цвете цифры, когда бросаем взгляд на циферблат часов, зная при этом, который сейчас час, но желая бросить этот взгляд по каким-то особым соображениям.

Деконструкция традиционного понимания времен года завершилась достаточно поздно, а именно, к периоду становления романтизма. Еще на рубеже XVII-XVIII вв. "сентиментальный взгляд" на времена года был не то чтобы мало распространен, а вовсе не известен, что несложно проиллюстрировать популярными "Временами года" Антонио Вивальди. Для человека XX-XXI вв. требуется специальное объяснение "странно звучащей осени", которая, по убеждению наших современников, чересчур уклоняется от образа, ныне запечатленного в культуре, и грешит излишней, легкомысленной веселостью. Для объяснения этого феномена в ход обычно идут доводы о том, что "во времена Вивальди осень считалась периодом сбора урожая и дегустации молодого вина", но подобное объяснение сегодня может быть принято на рациональном уровне, но отвергнуто чувством: если такова аудитивная аллегория тогдашнего веселья и музыкальное описание оргии, то либо мы пребываем бесконечно далеко, либо Вивальди жил на другой планете. Факт состоит в том, что не только осень, но и оставшиеся сезоны "Времен года" повествуют о другой реальности и нынешние интерпретации "зимы, лета, весны" основаны на контринициатических фантазиях.

Приближение к верному прочтению времен года, в том числе "осени", может быть осуществлено только и исключительно на основе доктрины тринадцати пятниц и годичного цикла Русалий, в свете чего не должно вызывать сомнений то обстоятельство, что намечаемая Вивальди музыкальная канва осени фундирована ритуальным комплексом полночи года, в частности осенним жертвоприношением коня, и прогнозируемого национального исхода в Ночь Кобылы - 9 ноября, драматической и травматической даты, которая, однако, бесконечно далека от шудрократической истерии, разжигаемой сознанием современного человека по любому - достойному и недостойному поводу. Вивальди вырисовывает картину угасания или растворения той интенсивной энергии, прорывный предзакатный демарш которой ранее был намечен в структуре весенних и летних Русалий. Приписываемое осени "народное веселье" ("по поводу сбора урожая и молодого вина") формирует пространство тени уходящего состава, направление взгляда и помыслов которого принадлежит этому миру ровно настолько, чтобы обеспечить запасной вариант для развития нового витка трагедии оставшихся или комедии рабов, существование которых регламентируется безысходным циклом команд: лечь-встать, устать-отдохнуть, расстроиться-воодушевиться и забыться-вспомнить.